Произведения русского и советского модернизма из 14 частных коллекций, которые редко демонстрируются широкой публике
Выставка-исследование феномена коллекционирования в СССР —— стране, где частная собственность была отменена, а художников преследовали за «формализм» и «декадентство».
Под угрозой конфискаций и арестов советские коллекционеры собирали шедевры Константина Коровина, Казимира Малевича, Нико Пиросмани, Марка Шагала и других знаковых художников рубежа XIX–XX веков.
Партнер выставки: KGallery, Санкт-Петербург
Три фигуры в поле. 1928–1930
Погонщик с верблюдом. 1910-е
Встреча (Пасхальный день). 1917
Женский портрет (Портрет Н. Н. Вышеславцевой). 1912
Автопортрет. 1917
Пейзаж с радугой. 1919
Трамвай. 1914
Заря. 1910
Фимиам. 1915
Кто
из коллекционеров
ближе вам по духу
Музей русского импрессионизма — частный музей русского искусства конца XIX — начала XX века. Футуристическое здание-цилиндр расположено на территории бывшей кондитерской фабрики «Большевик». В постоянной экспозиции наряду с картинами Константина Коровина, Валентина Серова, Игоря Грабаря встречаются произведения мастеров, которых многие могут открыть для себя впервые. Организуются персональные и тематические временные выставки, специальные программы включают образовательные, развлекательные и инклюзивные мероприятия.
Организатор выставки: Музей русского импрессионизма
Партнер выставки: KGallery, Санкт-Петербург
Куратор: Анастасия Винокурова
Графические портреты коллекционеров: Мария Пономарёва
Технический партнёр: Manders, Little Greene
Холст, масло. 37 × 27
Собрание В. А. Дудакова
Ныне в собрании В. А. Дудакова и М. К. Кашуро
Изобретатель супрематизма Казимир Малевич на пути к «Черному квадрату» много экспериментировал; известны его опыты в различных стилях и манерах: от импрессионизма, фовизма и сезаннизма до кубизма и реализма. Работа Малевича «Три фигуры в поле» — великолепный образец постсупрематического периода конца 1920-х — начала 1930-х годов. Художник в примитивистском ключе представил собственный вариант крестьянской темы. Обезличенные фигуры, удаляющиеся за линию горизонта, превращены в символы истребляемой крестьянской жизни, естественной и органичной, которой автор так восхищался в своих воспоминаниях.
Картон, масло. 80 × 101
Собрание И. Г. Сановича
Ныне в частном собрании
Летом 1912 года в тифлисском духане «Варяг» работы Нико Пиросмани увидели художники-футуристы Михаил Ле-Дантю и братья Илья и Кирилл Зданевичи. Так началась история открытия самобытного мастера, художника-самоучки Пиросмани, который нередко за «стакан вина и тарелку харчо» писал вывески магазинов, портреты или просто картины на клеенке самодельными красками. «Погонщик с верблюдом» до поступления в собрание Сановича принадлежал писателю, главному редактору журнала «Дружба народов» Виктору Гольцеву, специалисту по грузинской литературе, шутливо называвшему себя «грузином московского разлива» и «Витей в тигровой шкуре».
Холст, масло. 70 × 81
Собрание А. Я. Абрамяна
Ныне в частном собрании
Картина «Встреча (Пасхальный день)» входит в галерею образов старой России, созданную мастером жанровой картины Борисом Кустодиевым. В данном произведении художник с мягкой иронией запечатлел эпизод из жизни провинциального города — христосование и поздравление с Пасхой в Светлое воскресенье. Эта праздничная сцена была написана в революционный 1917 год: действительные картины жизни в русской провинции были очевидно уже совсем иными.
Холст, масло. 87,5 × 66,5
Собрание А. Я. Абрамяна
Ныне в частном собрании
На портрете кисти Константина Коровина, наиболее последовательно из всех русских художников претворявшего в своем искусстве стилистику французских импрессионистов, изображена предположительно Наталья Вышеславцева — супруга Бориса Вышеславцева, русского философа и религиозного мыслителя, близкого художественным кругам. Данный портрет, вероятно, был написан Коровиным в 1912 году на даче семьи Вышеславцевых в местечке Салтыковка по Курской железной дороге, где художник неоднократно гостил.
Картон, темпера. 45 × 41
Собрание С. Н. Валка
Ныне в собрании KGallery, Санкт-Петербург
Автопортрет был написан Александром Головиным в год, знаменательный и для русской истории, и для творческой биографии художника. Именно в 1917-м, году двух революций и отречения от престола Николая II, в Александринском театре в Петрограде состоялась премьера спектакля «Маскарад» — совместного проекта Всеволода Мейерхольда и Александра Головина, над которым режиссер и художник работали на протяжении пяти лет.
Холст на картоне, масло. 23 × 27
Собрание С. Н. Валка
Ныне в собрании KGallery, Санкт-Петербург
Радуга в пейзаже, населенном миловидными крестьянами или персонажами галантной эпохи, «эпохи бисера и альбомов, фижм и пудры», — распространенный мотив в живописи Константина Сомова. Сын хранителя Эрмитажа, один из основателей «Мира искусства», «ретроспективный мечтатель», Сомов наполнял свои сюжетные придуманные работы «жеманной грацией, лукавым флиртом и томным бездельем». Автор многочисленных писем и дневников, в 1919 году, когда и был написан этот пейзаж, отметит: «Поехал к Кустодиеву, просившему меня ему привезти какую-нибудь мою вещь и желавший у меня приобрести. Свез ему пейзаж маленький с радугой. Он им восхитился и купил». Действительно, в архиве семьи Михайловых, родственников сестры художника Анны Сомовой-Михайловой, записано, что 21 июля 1919 года Сомов получил «от Б. М. Кустодиева за пейзаж с радугой 4000 р.», а из собрания Кустодиева «мал. пейзаж с радугой <...> 22 × 27 сант.» перешел в собрание Сигизмунда Валка.
Холст, масло. 142 × 74
Собрание В. А. Дудакова
Ныне в собрании В. А. Дудакова и М. К. Кашуро
«Украинский Пикассо» Александр Богомазов увлекался символизмом, импрессионизмом, пуантилизмом, а в середине 1910-х стал кубофутуристом. В 1914 году в своем теоретическом трактате «Живопись и элементы» он напишет: «Мир наполнен энергией движения, и наблюдательный глаз видит динамику даже в статичном предмете („гора надвигается“, „рельсы бегут“, „тропа вьется“)». Оригинальным пластическим решением отличаются не только кубофутуристические композиции Александра Богомазова, но в особенности городские виды и жанровые сцены, в которых ритм линий — провода, трамвайные пути, пилы, бревна — сочетается с разновеликими объемами цветных плоскостей — крыш и стен домов, деревьев, людских фигур.
Холст, темпера. 74,5 × 58,5
Собрание А. Л. Мясникова
Ныне в собрании В. А. Дудакова и М. К. Кашуро
Художник Дмитрий Стеллецкий— автор уникальной манеры, в которой он совмещал русские иконописные традиции (геометрический орнамент одежды, лично́е письмо, обратную перспективу архитектурных форм) с символическим наполнением.
В поисках вдохновения Стеллецкий, иногда вместе с Борисом Кустодиевым, много путешествовал по России , изучая древнерусские памятники, фрески и иконы. Представленная работа предваряла масштабный тетраптих 1912 года «Четыре времени суток (Времена дня)» — его первая композиция «Утро (Цветы)» воспроизводит образ, найденный в «Заре».
Бумага на картоне, пастель. 66 × 51
Собрание Н. Н. Тимофеева
Ныне в собрании KGallery, Санкт-Петербург
Имя декадента и денди Николая Калмакова — живописца, скульптора, иллюстратора и художника театра — долгое время оставалось в тени, а история его жизни полнится загадками и легендами. Калмаков, названный за тонкость рисунка и эротизм «русским Бёрдслеем», отдавал предпочтение мифическим и ирреальным сюжетам и персонажам, создавая «гротескное, бестиальное, мерцающее, чувственное» искусство.
Фото предоставлено Музеем русского искусства, Ереван
Более четверти века Абрамян был урологом номер в один в Советском Союзе, лечил Сталина и Брежнева. Властный, категоричный, великолепный администратор, блестящий хирург, «мудрый Арам» был человеком сдержанным, с пациентами — крайне деликатным и тактичным, с учениками — проницательным и чутким. А вот московские коллекционеры знали Абрамяна совсем другим. В своей квартире, показывая «соратникам» новые приобретения, он расцветал, не скрывая страсти к живописи. Если за картину пришлось заплатить слишком дорого, он причитал над ней, приносил домой и «наказывал» — ставил на некоторое время лицом к стене. В охоте за шедеврами Абрамян был хитрющим, уводил лучшие вещи прямо из-под носа конкурентов. Коллеги-коллекционеры немного подсмеивались над ним за то, что Абрамян «по-восточному» предпочитал праздничное, красивенькое (символистов и художников объединения «Мир искусства») и не ценил супрематистов. И пользовались этим: знали, что Абрамяна можно отвлечь чем-то «ярким».
Из семейного архива
Дудаков — один из немногих представителей советского поколения коллекционеров, кто продолжил собирать живопись и в новой России. До сих пор сохраняет бодрость, активно участвуя в выставках, аукционах и просветительской деятельности. Он движущая сила двух клубов коллекционеров — советского, основанного в 1987, и российского, созданного в 1997 году.
В «Мелодии» Валерий Дудаков оформлял обложки пластинок Геннадия Рождественского, Арама Хачатуряна, Родиона Щедрина и многих других. Начав коллекционировать, он понял, что его знаний недостаточно, и параллельно закончил искусствоведческое отделение МГУ, писал диссертацию по модерну. В 1980-е годы работа в «Мелодии» уже перестала быть интересной собирателю, и он полностью посвятил себя искусству: в 1986-м начал работать в Советском фонде культуры. В новых экономических условиях Дудаков консультирует банки по поводу наполнения корпоративных коллекций искусства и руководит частными галереями.
Масштабное полотно Ильи Машкова «Автопортрет и портрет Петра Кончаловского», на котором друзья-художники сидят в одних трусах в подражание цирковым атлетам, сегодня стало хитом коллекции Русского музея. Коллекционер Соломон Шустер прожил с этим холстом в одной квартире 15 лет. Когда режиссера Сергея Соловьева попросили написать о Шустере воспоминания, то он процитировал строку из Окуджавы: «Я Москвы не представляю без такого, как он, короля». Шустер, правда, был ленинградцем — но, безусловно, королем. В том числе элегантности, молодой Станислав Говорухин специально катался к нему из Москвы, чтобы научиться завязывать галстук-бабочку. Представьте: серые советские будни — и тут вдруг Шустер в кашемировом пальто, костюме от Кардена, с тростью красного дерева и контрабандными сигаретами «Данхилл» в нервных тонких пальцах.
Фильмов за двадцать лет карьеры им было сделано всего шесть — остальное время Шустер, как кажется, наслаждался вполне богемным образом жизни: номера в московской гостинице «Будапешт», лучшие рестораны, дорогой алкоголь, игра в карты за полночь в густом тумане табачного дыма со знаменитейшими представителями советской интеллигенции. Но это только кажется — в качестве коллекционера Шустер работал буквально не покладая рук. Вдобавок он стал одним из немногих советских собирателей, получивших профессиональное образование искусствоведа. Характерная черта: в отличие от многих своих коллег-собирателей, Шустер не любил абстракции, зато предпочитал портреты — ему были искренне любопытны именно люди.
Собрание Военно-медицинского музея, Санкт-Петербург
Во время Великой Отечественной войны Тимофеев был главным психиатром Красной армии. Именно Тимофеев занимался созданием системы медицинской психиатрической помощи на фронте и в тылу, практическим лечением, а также написанием бесконечных методичек и инструкций.
Должность главного военного психиатра Тимофеев сохранит до 1968 года, а еще будет заведовать кафедрой в Военно-медицинской академии, работать замдиректора в НИИ психоневрологии им. В. М. Бехтерева, активно консультировать и лечить. Это было очень высокое и опасное положение, которое стало еще более сложным, когда начиная с 1950–1960-х Тимофеева стали привлекать к экспертизам по поводу психического состояния диссидентов. Некоторые из них говорят, что он им очень помог, другие, наоборот, считают, что имя Тимофеева надо вписать в историю советской карательной психиатрии.
Приходилось балансировать, и, очевидно, именно с этим связано то, что свою коллекцию живописи Тимофеев не афишировал, если даже не сказать — скрывал, в «тусовках» ленинградских коллекционеров не участвовал. Искусство его интересовало — он и сам немного рисовал, но, самое главное, активно использовал арт-терапию в своей врачебной деятельности.
Ошеломление от квартиры Игоря Сановича не может забыть никто из тех, кто побывал в этой двухкомнатной хрущевке на окраине Москвы: буквально каждый сантиметр был здесь занят произведениями искусства.
Санович обладал идеальным вкусом, академическими знаниями (выпускник Московского института востоковедения) и волшебным чутьем, умудряясь вылавливать, угадывать и опознавать на барахолках, в комиссионных магазинах и чужих коллекциях самое прекрасное или любопытное. Откуда он брал на это средства, во многом остается загадкой. Хотя всю жизнь Санович проработал в Институте востоковедения, но академической карьеры с профессорской зарплатой у него не сложилось. Впрочем, он был специалистом по Ирану и великолепно знал персидский язык — возможно, коллекция собиралась на гонорары от переводов.
Пылкий, обаятельный, статный даже в преклонные годы, Санович был легендой отечественного собирательства, эталоном вкуса и ответственности для тех, кто приходил в коллекционирование поколениями позже.
Предоставлено KGallery, Санкт-Петербург
Профессор Валк был таким великим историком, что десятилетия после его смерти о нем продолжают рассказывать ученики и коллеги, посвящая воспоминаниям целые научные конференции, переиздавая его труды и цитируя книги. Профессор Валк был таким великим историком, что практически никто из них не вспоминает, что еще он был и коллекционером. В академических стенах Валка знали как человека острейшего, скептического ума, ироничного и колкого собеседника, великолепного педагога, который бывал строгим и заставлял иногда даже плакать, но при этом — научил мыслить всех своих учеников. Все они его обожали, десятилетиями приходили к нему на квартиру пить чай, советовались с ним обо всем — даже о том, стоит ли им жениться.
Собирал Валк по большей части Серебряный век — ради удовольствия, для красоты. По той же причине у него было постоянное место в Консерватории. Уезжая в больницу и отдавая отчет, что навсегда, Валк распорядился, чтобы 20 коробок с его архивом отвезли в институт — а картины оставил своей ученице, которая с семьей жила в соседней квартире и десятилетиями заботилась о бездетном старике. Которого при этом «одиноким» назвать не мог никто.
